Живи, пусть умирают другие - Страница 18

Он закурил и с наслаждением затянулся. Не то чтобы его слишком волновало положение, в котором он очутился. Не верилось, что все это кончится чем-нибудь серьезным. Избавиться от него через два дня после того, как он прилетел из Лондона, — грубая работа, если только к приезду не подготовились и тонко все не продумали. Но тут же и Лейтер исчезает. Играть двумя разведками сразу — это уж слишком, и мистер Биг не может этого не понимать. Тем не менее судьба Лейтера, оказавшегося в руках этих неотесанных мужланов, беспокоила Бонда.

Биг Мэн неторопливо заговорил:

— Давненько, мистер Бонд, не приходилось мне встречаться с агентами секретной службы. С самой войны. Ваша разведка поработала тогда неплохо. Вообще у вас есть несколько хороших сотрудников. От друзей я знаю, что вы занимаете у себя высокий пост. У вас номер, начинающийся с двух нулей, — 007, если не ошибаюсь. Как мне сказали, это означает, что вам дано право убивать людей в ходе выполнения задания. Кого вас послали убивать сюда, мистер Бонд? Не меня ли, случаем?

Голое звучал мягко, ровно, бесстрастно. В речи прорывался то американский акцент, то французский, но в целом английский язык этого человека был безупречен, без малейшего намека на сленг. Бонд промолчал. Биг Мэн, скорее всего, получил его досье из Москвы.

— Вам следует отвечать, мистер Бонд. От этого зависит и ваша судьба, и судьба вашего друга. Я верю своим источникам информации. Мне известно гораздо больше, чем я сказал. И ложь я распознаю без труда.

Бонд поверил ему. Он выбрал версию, которую можно будет защитить и которая в то же время позволит не раскрыть факты.

— В Америке спекулируют английскими золотыми монетами времен Эдуарда IV, — сказал он. — Министерство финансов США обратилось с просьбой помочь разыскать спекулянтов, ибо источник спекуляций, похоже, английский. Так я очутился в Гарлеме — а со мной представитель этого министерства, который, надеюсь, сейчас спокойно возвращается к себе в отель.

— Мистер Лейтер — представитель Центрального разведывательного управления, а не министерства финансов, — бесстрастно откликнулся мистер Бит, — и положение его в настоящий момент в высшей степени сомнительно.

Он помолчал, как бы раздумывая, и глянул куда-то за спину Бонда.

— Ти-Хи.

— Да, сэр!

— Привяжи мистера Бонда к стулу.

Бонд привстал.

— Не двигайтесь, мистер Бонд, — мягко прозвучало в комнате. — В этом случае у вас еще есть шанс сохранить жизнь.

Бонд глянул мистеру Бигу прямо в его желтоватые, бесстрастные глаза.

Он вновь опустился на стул, и тут же его тело плотно привязали к спинке широким ремнем. На запястья набросили два других ремня, покороче, и прикрепили их к кожаным подлокотникам и металлическим ножкам. Не забыли и лодыжки. В общем, единственное, что он мог теперь сделать, — опрокинуться вместе со стулом на пол.

Мистер Биг нажал на кнопку селектора.

— Пришлите сюда мисс Солитер.

Прошло буквально несколько секунд, и справа от стола резко отодвинулся один из стеллажей.

В комнату медленно вошла, закрыв за собой дверь, красавица, какие Бонду на его веку мало встречались. Она остановилась и вперила взгляд в Бонда, словно медленно проглатывая его дюйм за дюймом. Закончив исследование, она повернулась к мистеру Бигу.

— Да?

Тот даже не пошевелился.

— Это потрясающая, неповторимая женщина, мистер Бонд, — сказал он тем же тихим, мягким голосом, — и именно поэтому я собираюсь жениться на ней. Я разыскал ее на Гаити, где она и родилась, в кабаре. Она давала сеанс телепатии, который я никак не мог понять. Я смотрел и смотрел и все не мог понять. А там и нечего было понимать. Это телепатия.

Мистер Биг помолчал.

— Говорю об этом, чтобы предупредить вас. Она — мой инквизитор. Пытка — дело грязное и ненадежное. Можно научиться ослаблять боль. А вот когда у тебя есть такая девушка, грубая работа не нужна. Она всегда знает, когда говорят правду, когда лгут. Поэтому она и станет моей женой. Цена ей слишком высока, чтобы оставлять ее на свободе. И к тому же, — мягко закончил он, — любопытно будет посмотреть на наших детей.

Мистер Биг обернулся и бесстрастно посмотрел на девушку.

— Сейчас к ней нелегко подступиться. Она не хочет иметь ничего общего с мужчинами. Поэтому на Гаити ее и прозвали Солитером.

— Возьми стул, — спокойно обратился он к ней. — Скажи, лжет он или говорит правду. Смотри, не подставься под пулю, — добавил он.

Ничего не ответив, девушка подошла к стене, взяла стул, в точности такой же, на каком сидел Бонд, пододвинула его вплотную к нему и уселась, почти касаясь его правого колена. Потом посмотрела ему прямо в глаза.

Лицо ее было бледно, с оттенком, который бывает у белых, долго проживших в тропиках. Но не было и следа той изможденности, какую обычно оставляют тропики. Глаза синеватые, живые, взгляд несколько презрительный, но, когда она посмотрела на него иронически, он сразу же ощутил некий призыв, обращенный лично к нему. Впрочем, выражение это сразу исчезло, как только Бонд показал, что призыв принят. Иссиня-черные волосы тяжело ниспадали на плечи. Скулы высокие и широкий, чувственный рот, в изгибе которого ощущалась какая-то жестокость. Овал лица тонкий и четко очерченный. Челюсть выдает решимость и железную волю. Прямая, удлиненная форма носа подтверждала эти качества. До какой-то степени именно им она и была обязана своей красотой. Это было лицо человека, рожденного повелевать. Лицо дочери француза-колониста и рабовладельца.

Девушка была в вечернем платье из тяжелого белою шелка, классические линии наряда нарушались глубоким вырезом. В ушах — бриллиантовые серьги, а на левом запястье тонкий бриллиантовый браслет. Колец не было. Ногти коротко подстрижены, никакого лака.