Живи, пусть умирают другие - Страница 29

Они поднялись и встали друг против друга в покачивающемся вагоне.

Неожиданно Бонд потянулся и обнял ее правой рукой. Ее руки обвились вокруг его шеи, и они страстно поцеловались. Он прижал девушку к покачивающейся стене. Солитер обхватила его лицо руками и немного отодвинула, тяжело дыша. Глаза ее заблестели и расширились. Она снова прижалась к нему губами и поцеловала долгим страстным поцелуем.

«Проклятый палец, — подумал Бонд, — даже не погладишь толком».

Он высвободил правую руку и ощутил под ладонью отвердевшие соски. Потом скользнул вниз, по спине, задержал там руку, и, по-прежнему прижимая к себе девушку, все целовал и целовал ее.

Она опустила руки и оттолкнула его.

— Я всегда мечтала, что когда-нибудь поцелую мужчину, — сказала она. — И только увидев тебя, сразу поняла, что этим мужчиной будешь ты.

— Ты очень красивая, — проговорил Бонд. — И лучше всех целуешься. — Он посмотрел на повязку, стесняющую левую руку. — Проклятая рука, — объяснил он. — Даже обнять не могу как следует. Очень болит. За это мистеру Бигу тоже придется заплатить.

Она рассмеялась.

Вынув из сумочки платок, она стерла с его губ помаду. Затем отвела ему волосы со лба и еще раз поцеловала, на сей раз мягко и нежно.

— Может, оно и к лучшему, — сказала она. — Слишком много других забот.

Поезд дернулся, и Бонд почти упал на девушку, Он положил руку на ее левую грудь и прижался губами к белоснежной коже ее шеи. Потом поцеловал в губы.

Он почувствовал, что пульс начинает биться ровнее. Взял ее за руку и подтолкнул на середину раскачивающегося купе.

— Пожалуй, ты права, — улыбнулся он. — Я хотел бы как-нибудь остаться с тобой вдвоем, только вдвоем, и чтобы никуда не торопиться. А сейчас есть по крайней мере один человек, который постарается разрушить наше одиночество. Так что сейчас просто не время заниматься любовью. Давай укладывайся, а я потом только поцелую тебя напоследок.

Они обменялись долгим, медленным поцелуем, затем он отступил.

— Надо заглянуть в соседнее купе, может, нас кто сопровождает, — сказал он.

Тихонько вынув клин из-под внутренней двери, он мягко потянул ручку. Достал из кобуры «беретту», взвел курок и жестом велел ей открыть дверь так, чтобы снаружи ее не было видно. Подал сигнал, и девушка резко рванула ручку. Пустое купе насмешливо зевнуло.

Бонд улыбнулся.

— Дай знать, когда уляжешься, — сказал он, вошел в соседнее купе и закрылся.

Дверь в коридор была заперта. Купе ничем не отличалось от того, в котором ехали они. Бонд тщательно осмотрел его на предмет какого-нибудь подвоха. Ничего не было, кроме отдушины для кондиционирования воздуха в потолке. Но Бонд, обычно учитывавший любые возможности, отбросил мысль о том, что через это отверстие можно пустить газ. Ведь тогда задохнутся все пассажиры. Оставались еще трубы в туалете, и хотя их, конечно, можно было использовать, чтобы подложить снизу какое-нибудь смертоносное устройство, исполнитель должен быть отважным и искусным акробатом. Никакой вентиляционной решетки здесь не было.

Бонд пожал плечами. Нет, если кого-нибудь и надо ожидать, то только через двери. Что ж, придется пободрствовать.

Солитер позвала его. Купе пахло дорогими духами. Опершись на локоть, она смотрела на него с верхней полки.

Простыня была натянута до плеч. А под ней она, наверное, совершенно раздета. Темные волосы волнами ниспадали на грудь. Горела только ночная лампочка, так что лицо девушки оставалось в тени. Бонд поднялся по алюминиевой лесенке и наклонился к ней. Она потянулась к нему, и неожиданно простыня упала с плеч.

— Черт бы тебя побрал, — сказал Бонд. — Ты… Она прикрыла ему рот рукой.

— Allumeuse — вот точное слово, — сказала она. — Мне нравится, что я могу дразнить такого сильного неразговорчивого мужчину. Во мне горит яростное пламя. Это единственная игра, в которую я могу играть с тобой, и долго она не продлится. Когда заживет твоя рука?

Бонд укусил ее мягкую ладонь. Девушка вскрикнула.

— Скоро, — ответил он. — И когда тебе снова придет в голову поиграть в эту игру, ты увидишь, что тебя накололи, как бабочку.

Она обняла его, последовал новый долгий, страстный поцелуй.

Наконец девушка откинулась на подушку.

— Поскорей бы, — сказала она. — А то я уже устала от своей игры.

Бонд спустился и задернул полку шторами.

— Ну а теперь постарайся заснуть, — посоветовал он. — Завтра у нас будет длинный день.

Солитер что-то пробормотала, и он услышал, как она поворачивается на другой бок. Она выключила свет.

Бонд убедился, что клинья на месте. Затем снял пиджак, галстук и улегся. Он потушил свет у себя в изголовье, и лежал, думая о Солитер и прислушиваясь к ровному стуку колес где-то внизу и легкому поскрипыванию вагона, которое так убаюкивает ночью.

В одиннадцать часов поезд был на длинном перегоне между Колумбией и Саванной, штат Джорджия. До Джексонвилла оставалось шесть часов, еще шесть часов темноты, во время которых обязательно что-то должно было произойти: пассажиры спят и можно беспрепятственно передвигаться.

Поезд змеей скользил в ночи, отсчитывая милю за милей, через пустынную равнину «Персикового штата». В просторах саванны звучал яростный стон его двигателей, пронзительные гудки, а паровозная фара рассекала черное полотно ночи.

Бонд зажег свет и немного почитал, но мысли не покидали его, поэтому вскоре он отложил книгу и снова выключил лампочку. Он думал о Солитер, о будущем и о делах ближайших — о Джексонвилле, Сент-Питерсбурге, о Лейтере, с которым предстояло скоро увидеться.